Вадим Шакун - Смерть заказчика[СИ]

Начальник ОВД глубоко вдохнул, будто набираясь мужества перед тем, как прыгнуть в ледяную воду, или бездонный колодец, или во что там еще милицейские чины прыгают.

— Товарищ полковник, мы работаем над этим делом уже…

— Я скажу вам все, что думаю о вашей работе, товарищ подполковник, наедине. В отсутствии посторонних и младших по званию!

Вошедший повысил голос совсем чуть–чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы и Ковальчук, и Михайлов осторожно начали пятиться к дверям кабинета.

— Разрешите идти? — начальник ОВД выдержал удар стойко, лишь голос его слегка сел и вопрос прозвучал несколько сипло. Да и взгляд, которым он наградил меня искоса, яснее ясного сообщил, что подобного унижения в этом городе мне не простит никогда и никто, вплоть до последнего патрульного милиционера.

Выдворив местных блюстителей порядка, полковник жуткого вида уселся в хозяйское кресло и сосредоточил внимание на моей скромной персоне, отчего мне сразу же стало не уютно. Он, очевидно, почувствовав это, опустил глаза.

— Дядя просил передать, что его племянница вернется со дня на день.

Произнесено было негромко, но когда смысл сказанного вдруг дошел до меня, все перед моими глазами вдруг снова поплыло, как совсем недавно в морге.

— Вот это нужно прочитать так, как будто вы отвечаете на мои вопросы. Не спешите, делайте паузы, запинайтесь, — на стол передо мной полковник выложил лист бумаги с печатным текстом, а рядом с ним диктофон. Потом включил его, произнес положенные по такому случаю фразы и вежливо задал первый вопрос:

— Итак, Виктор Николаевич, вы только что сказали мне, что хотите сделать чистосердечное признание. В чем оно заключается?

Я постарался сосредоточиться и взять себя в руки. Не хватало мне еще раз в обморок упасть.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

— Ну… Э-эээ… Гм… — издавая междометия я поспешно пробежал по листу глазами. — Я пацана совершенно не подозревал. Совсем случайно на него вышел. Только в процессе беседы возникли некоторые соображения…

Далее, делая вид, что пересказываю, я зачитывал нашу с покойным Андрюхой беседу. Вот, значит, как — за мной не только следили. Еще и записывали.

— Я… это… вышел… — изображал работу мысли я. — Типа, думаю, дай прослежу.

— Ну–ну, и что же произошло дальше? — поощрительно кивнув спросил мой визави.

— Так это, блин! — изобразил я от себя, а после вновь пошел по тексту. — Я находился в стороне, а тут как раз, какой–то прохожий, который одет совершенно, как я. Когда мальчишка пистолет достал и начал целиться, у меня выхода другого не было.

— А после выстрела вы ведь могли обратиться в правоохранительные органы, — сказал свою реплику полковник.

— Здесь, извините, ко мне с самого начала так отнеслись, — прочитал я с листа несколько меняя порядок слов. — Испугался, что не поверят, честное слово.

— Что ж, Виктор Николаевич, — показав мне большой палец правой руки и не меняя зверского выражения лица, завершил беседу полковник. — На патронах в обойме ТТ — отпечатки мальчишки. Дневник на квартире его матери нашли: почерк его, подделка исключена. Получается, действовали вы в рамках закона, претензий у органов внутренних дел быть к вам не может.

— Так это… — обалдев от неожиданности, я чуть со стула не подскочил. — Могу идти?

— Спешить не будем, — улыбнулся полковник и выключил диктофон. — Им тоже будет полезно послушать.

Поднялся, подошел к двери, гаркнул. Вот уж отработанный командный голос:

— Распечатайте протокол и дайте на подпись!

Мы еще с пол часа сидели и листали валявшиеся в кабинете начальника ОВД журналы.

— До свидания, Виктор Николаевич, — пожимая мне руку сказал полковник перед самым выходом из околотка. — К сожалению, местная милиция сработала не слишком эффективно. Спасибо большое за помощь. Оружие вам скоро вернут.

Местный подполковник смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Михайлов с Ковальчуком — так, что сразу же становилось ясно — здесь мне лучше в следующий раз не появляться.

А на воле меня ждала боевая подруга.

— Витя! Витя! Вы настоящий герой! — глядя на меня во все глаза простонала Таня Чернова. — Теперь люди ночью могут ходить спокойно!

— Ну… Так это… Е-мое… — все еще изображая работу мысли, будто читал по бумажке, огрызнулся я. — Чему учили, блин!

— Вик! — а он ведь, Вовка Семенов, впервые в жизни ко мне так обратился, когда я уже в «копейку» садился, на которой Таня прикатила. — А Варвара Викентьевна скоро вернется?

— Скоро, — машинально ответил я и поспешно соврал. — Звонила вчера. Со дня на день приедет.

— Я так и думал, — как–то слишком зло глянул на меня Вовка. — Так и думал, что вот–вот объявится.

— Вов, да чего ты? Володя?

— Не попасть тебе человеку в висок с тридцати метров, да еще в темноте. Никак не попасть, — сердито сказал Вовка. — Она бы попала. И никому другому свою «Эфу» ты бы не дал. Все в игрушки играете!

— Вов! — рассердился в свою очередь я. — Она бы его живым взяла! Неужели ты не понимаешь?

Вовка задумался.

— Она бы — да, — согласился в конце концов он. — Ладно, бывай.

— Постреляем еще, — пообещал я напоследок. — Не злись, Вовка, так получилось все. По дурному.

Таня Чернова стремглав отвезла меня домой, где делать мне совершенно ничего не хотелось. А что делать–то — пять утра! Проснувшись днем, я тоже был не способен к какой–нибудь целенаправленной деятельности. Валялся и смотрел в потолок.

Очень хотел, чтоб так и до ночи продолжалось, но тут позвонил Дед. Они с Кулаком окончательно «вычислили» Щукина. Вот только мне было уже и на миллион плевать, и вообще.

— Виктор, что с вами? — Таня задала этот вопрос, когда совсем стемнело и, поднявшись с дивана в курительной, я налил нам по бокалу «Бакарди».

— Ничего. Я человека убил, — хороший ром пьется, как сухое, не смотря на его сорокоградусную сущность.

— Ты?.. Вы?.. Но, Витя…

— Давай еще по одной, — свой пустой бокал я разбил, швырнув в камин. — Я, а кто же еще? Я с самого начала был, как у Христа… Еще хочешь?

— Виктор, он убил многих и получил свое.

— Ага, и мне это решать. Однажды я убивал сам, но тогда я спасал человека, которого люблю, а сегодня… Убили за меня, но виноват–то я! Ничего ты не знаешь!

— Виктор, все будет хорошо, успокойся, — тихо прошептала она обняв меня за плечи.

С ней, и правда, оказалось очень хорошо, с этой неуклюжей московской девчонкой.

— Вик, твоей девушке это совсем не понравится, — мягко предупредила она на пороге моей спальни. — Лучше не надо.

— Ты ее совсем не знаешь, — сказал я, увлекая Таню во тьму такой стильной, с черными шелковыми простынями, комнаты. Свет включить она мне не позволила, но целовалась эта скромница на редкость замечательно. И вообще…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Проснулся я один и некоторое время совсем не мог понять, чего именно мне не хватает. Проверил душ — никого. Вышел из комнаты. Голоса донеслись из кухни.

— Варюшка! Милая!

Она, родная, единственная стояла передо мной в легком коротком халатике на голое тело.

— Пошел ты! — взглядом своим хозяйка меня, будто бы обожгла. — В доме — бардак! Патронов расстрелял, как на гражданской войне. Я приезжаю, а он…

— Варюша, он, все–таки, мужчина.

Я чуть не подпрыгнул, услышав этот голос. Точно, мама Катя, собственной персоной — Варькина биологическая мать, зачала Варьку на некоем индуистском кладбище в процессе ритуала тантра–йоги… В общем, они всегда спорят, кто из них опасней.

Мама Катя сидела вполне миролюбиво — в легеньком, легче Варькиного, уж поверьте мне, халатике — и делала себе маникюр. Черные как смоль волосы раскинулись по нарочито оголенным плечам, тугие весьма соблазнительные груди так и перли из–за пазухи…

— Здрас–те! — изобразил я на физиономии радостную улыбку.

— Тра–та–тата-та–тида–тада!!! — даже если наш с Варькой адвокат Щепкин перестанет читать мои черновики, я и тогда не решусь воспроизвести то, что сказала в этот момент Варька.

— Варь, Таня нормальная девчонка, — попытался успокоить я. — Ну, подумаешь… Ты же меня ни к кому никогда не ревновала…

— Ты что, идиот? — злобно уставилась на меня хозяйка.

— Варюша, это так романтично, — продолжая обрабатывать пилочкой ноготь своего мизинчика вздохнула мама Катя. — Они встретились однажды и никогда не увидят друг друга вновь. Она спасла ему жизнь и ушла в небытие.

Варька снова весьма гнусно выругалась.

— Мама Катя, ты на что намекаешь? — хлебанув стакан томатного сока, требовательно спросил я. — Вы куда ее дели?

Сознаюсь, в этот момент я подумал о гигантской печи в подвале Варькиного особняка. Обычно мы используем этот агрегат для избавления от улик, но Варька как–то намекала, что печь может работать и в качестве крематория…